Особняк Арсения Морозова

Самый необычный дом на Воздвиженке – затейливый особнячок Арсения Морозова (№16). Ранее на этом месте размещался цирк баварского поданного Карла Маркуса Генне. В 1892 году пожар начисто уничтожил здание цирка. Восстановлению сооружение не подлежало, денег на строительство нового здания у Гинне не было, и импресарио пришлось уйти на отдых.
Землю, на которой находился цирк, приобрела Варвара Морозова, урожденная Хлудова, которую выдали замуж за респектабельного и богатого Абрама Морозова – хозяина Тверской мануфактуры. После смерти мужа, она взяла управление мануфактурой в свои руки. Землю на Воздвиженке, рядом со своим домом она приобрела для своего третьего сына, Арсения Морозова. Молодой человек, мягко говоря, был со странностями.
Архитектора для нового особняка Арсений выбрал под стать собственной персоне: господина Мазырина, мистика, презиравшего христианство, верящего в переселение душ. Сам архитектор уверял, что в первой инкарнации был египтянином, за что пользовался в обществе славой пустобреха, а у Морозова – бескрайним уважением. Именно Мазырин настоял на мавританском стиле. Дважды он возил заказчика по Испании и Португалии и наконец, уговорил Арсения на копию замка в Синтре, рядом с Лиссабоном. Одна беда –тот замок был увит гроздями винограда, а в Москве подобный фрукт произрастает неохотно. Выход был найден - вместо живого винограда выполнили каменный орнамент.
Существует легенда, что когда дом построили, к Арсению явилась его матушка. Плюнула на порог и сказала:
- Раньше я одна знала, что ты дурак, а теперь об этом узнает вся Москва.
И действительно доподлинно известно, что в Москве нашлось немало критиков Морозовской недвижимости. Самый авторитетный – Лев Николаевич Толстой. Он даже не удержался и выразил свое отношение к дому в своем романе «Воскресение».
За Морозовым надолго закрепилось прозвище «глупого и ненужного человека». А он между тем устраивал кутежи, о которых тоже говорила вся Москва. Они отличались какой-то бестолковой щедростью. На одном из них, к примеру, в зале стояло чучело медведя с серебряным подносом, наполненным черной икрой.
Был случай на ужине у его матери. Он по обыкновению нес всякий вздор и Варвара Александровна, чтобы сменить предмет беседы, задала вопрос:
- А как вы думаете, какая женщина заслуживает наибольшего уважения?
На что присутствовавший за столом Антон Павлович Чехов, покосившись на Арсения, ответил:
- Та, которая умеет хорошо воспитать своих детей.
В доме Морозова выточили узел из канатов - талисман благополучия и долголетия. Но с долголетием как раз не вышло. Как-то раз в пьяной компании Арсений чуть ли не на ящик коньяку поспорил, что прострелит себе ногу и не закричит от боли - дескать, сила воли человека безгранична. Морозов действительно не закричал, коньяк выиграл. Ему бы сразу ко врачу, но он продолжил пьянку, кровь скопилась в сапоге, и в скором времени Морозов приказал долго жить.
Скандал, однако же, на этом не закончился. Выяснилось, что все свое имущество он завещал не дочери и не жене ( с которой, впрочем, разошелся), а любовнице, девице Коншиной. Вдова, ясное дело в суд, но в суде победила Коншина.
После революции в бывшем Морозовском особняке размещались анархисты. А за ними – Пролеткульт. Тут появлялись Фрунзе, Брюсов, Луначарский, Маяковский, а Есенин даже проживал, как, впрочем, и художник Михаил Герасимов.
Режиссеры Эйзенштейн и Мейерхольд здесь ставили свои спектакли. Вообще, так называемый театр Пролеткульта был весьма своеобразным. Небольшой, но высокий зал был наподобие цирковой арены. Зрители располагались на двух крутых амфитеатрах, разделенными проходами. Пол перед амфитеатрами был устлан круглым ковром, здесь и была сцена. Стены зала были завешаны полотнищами, из-за которых выходили действующие лица. Не секрет, что театр «Колумб» из романа «Двенадцать стульев» был списан авторами И.Ильфом и Е.Петровым именно с театра Пролеткульта.
Эйзенштейн, к примеру, ставил здесь пьесу Островского «На всякого мудреца довольно простоты». Правда от Островского осталось лишь название пьесы. Основной задачей спектакля являлось разоблачение мировой контрреволюции, а средствами этого разоблачения были избраны цирковые курбеты, хождение по проволоке и даже короткометражный фильм, проецируемый на внезапно опускающийся экран.
Естественно, подобные спектакли были чересчур рискованными. Актер (а в будущем – известный режиссер) Григорий Александров, например, во время одного из них чуть не погиб. Балкон театра и нижняя сцена были соединены проволокой, и однажды Александров чуть было не сорвался с нее, когда спускался вниз. Ему помог один из зрителей, который подал ему палку.
Мейерхольд не отставал от Эйзенштейна. К примеру, в пьесе Сухово-Кобылина «Смерть Тарелкина» (1922), в руках действующих лиц были палки с бычьими пузырями на конце. В пузырях перекатывался сухой горох. Актеры дубасили друг друга этими пузырями. Персонажи стреляли из пистолетов, стреляли даже стулья, если на них садиться. Постепенно сцена заволакивалась голубым пороховым дымом, на фоне которого, словно кости, выделялись предметы обихода, сколоченные из белых планок. Царская Россия уподоблялась тем самым преисподней, окутанной адским дымом. А посреди сцены стояла большая мышеловка, в которую и попадал Тарелкин. Постановкой были восхищены Луначарский, Маяковский и Андрей Белый.
В конце 1920-х годов здание передали Наркомату иностранных дел. С 1928 по 1940 год здесь размещалось посольство Японии; в 1941—1945 годах — редакция английской газеты «Британский союзник»; с 1952 в течение двух лет — посольство Индии. В 1959 году хозяином здания стал «Союз советских обществ дружбы и культурных связей с народами зарубежных стран» (ССОД); особняк получил обиходное название Дома дружбы народов.
В 2003 году Управление делами Президента РФ начало реставрацию здания. Дом приёмов Правительства Российской Федерации — таково нынешнее официальное название особняка.